§ 7 Толкование закона

Необходимо, конечно, чтобы и сами граждане понимали волю законодателя, так как им приходится соображать с нею свои действия. Понимание закона может быть более или менее затруднительно, смотря по тому, как выражена воля законодателя. Если она выражена на языке живом, развитом, общеупотребительном, если в речи закона нет технических выражений, то понимание его представляет менее затруднения. Однако и при этих условиях не всегда легко определить отношение закона к данному случаю, с одной стороны, по недостаточности самого органа - слова, с другой - потому, что законодатель имеет в виду определить целый ряд случаев, дать закон, который бы подходил ко всем им и по необходимости должен выразиться обще, следовательно, более или менее неопределенно.

Но не должно думать, что толкование относится лишь к темным законам: толкование есть изъяснение смысла речи, ясность же речи - понятие относительное. Потому толкование само по себе может иметь место относительно каждого закона, только иногда может оказаться совершенно ненужным.

По лицам, от которых исходит толкование закона, должно различать толкование аутентическое (mterpretatio authentica s. legalis) и толкование доктринальное (interpretatio doctrinalis). Первое исходит от законодательной власти, второе - от каждого другого лица. Существенное различие между ними то, что аутентическое, или законное, толкование может пренебрегать всеми логическими законами, тогда как толкование научное должно строго следовать им. Как вправе законодатель издать новый закон, отличный от прежнего, так может он придать и прежнему смысл, которого тот не выражает: любое толкование законодателя получить силу ибо толкование его есть также закон. Между тем толкование научное всю силу свою заимствует от верности законам мышления. Конечно, и толкование аутентическое должно дорожить логическими правилами: но оно может иметь в виду и другие цели - не одно изъяснение истинного смысла закона - и пожертвовать для них правилами логики. Бывает иногда, действительно, что законодательная власть, постановляя нечто новое, находит нужным сослаться на прежние определения, из которых новый закон будто бы только логический вывод, и если не получал до того времени силы, то потому только, что прежний закон не был надлежащим образом понят. Обыкновенно законодательная власть прибегает к такой политике, когда полагает, что новая мера может показаться очень резкой, произвести сильное впечатление: думают, что впечатление этой меры слабее, если сгладить с нее характер новизны. Конечно, при этом может случиться, что новый закон, будучи выдаваем за изъяснение прежнего, получит обратное действие, чего общим правилом не полагается; но ведь придать обратную силу закону также в воле законодателя. Что касается до толкования научного, то поводы и цели его могут быть различны; так, пользоваться им могут: ученые юристы при изложении науки, в целом или в частях, отдельные граждане для уяснения своих отношений к другим лицам, суды для разрешения отдельных споров о правах, органы управления в кругу свой деятельности и т.д.

Каковы бы ни были эти поводы и цели толкования, самые приемы последнего от этого не изменяются, а потому ввиду каких поводов и целей законодатель ни установил бы известные начала толкования, они имеют общее значение. Так, если закон преподает известные начала толкования суду или органам управления, то, конечно, он ближайшим образом делает это для этих учреждений; но независимо от того преподанные начала должны быть признаны и отдельными лицами, и учеными юристами и т.п. Во всех этих случаях начала толкование имеют одинаковую силу и значение, как начала толкование научного.

Наше законодательство приняло два, по-видимому противоречащих одно другому, правила: одно - установленное для органов управления, другое - преподанное судам. Первое предписывает толковать законы по буквальному смыслу. Из этого мог бы быть сделан вывод, что не допускается доктринальное толкование законов. Мы не будем говорить о том, что толкование закона необходимо для его понимания и что, следовательно, кто отказывается от толкования закона, отказывается и от его понимания. Очевидно, требуется лишь, чтобы толкование было согласно буквальному смыслу закона. И в этом требовании нет ничего особенного. Не принимая деления толкования на буквальное и свободное, мы полагаем, что толкование закона только и может быть одно - согласно буквальному его смыслу: всякое толкование закона, придающее словам его смысл, которого они не выражают, будет не толкованием, а искажением закона. Наконец, из практики известно, что Правительствующий сенат на представления низших присутственных мест об изъяснении смысла какого-либо закона нередко отвечает, что не было надобности обращаться к нему, что присутственное место само могло изъяснить закон; да и частные лица, в сношениях с присутственными местами, беспрестанно толкуют законы, и никогда ни одно присутственное место не думало запретить этого. Второе правило ставит вопрос о применимости научного толкования вне всякого сомнения, правило это преподано суду, которому предписывается, при наличности известных недостатков (vitia) закона, решать возникший вопрос на основании общего смысла законов.
Под общим смыслом закона тут следует разуметь то общее начало, к которому может быть сведен данный закон как единичное его выражение или которое может быть выведено из целого ряда законов; например, общий смысл закона, требующего, чтобы завещание было совершено в полном уме и твердой памяти тот, что юридически акт, совершенный при отсутствии сознательной воли, не может обладать силою; или общий смысл законов о неустойке тот, что неустойка есть денежная пеня, а не заранее определенное вознаграждение за убытки, неисполнение и т.д. Что касается недостатков закона, при наличности коих предписывается обращаться к общему смыслу, то их указано четыре: недостаток, неполнота, противоречие и неясность закона.

Недостаток закона - это полное отсутствие закона, потребного в данном случае, неполнота - отcутствие закона касательно той или другой частности, детали данного случая, противоречие - наличность двух определений, друг друга исключающих, и неясность - получение двух друг друга исключающих выводов из данного закона. Эти недостатки устраняются на основании общего смысла законов таким путем, что в первых двух случаях пробел закона восполняется положением, выражающим собою этот общий смысл законов, а в последних делается выбор из двух действительно исключающих друг друга положений в пользу того, которое более соответствует общему смыслу законов.

В делении толкования на аутентическое и доктринальное, как мы видели выше, проявляется, между прочим, один очень характерный признак - различная степень обязательности результатов того или другого: результат аутентического толкования обязателен так же, как закон, результат толкования доктринального - ни для кого не обязателен, а обладает лишь внутренним авторитетом; первый обязателен ration, e auctoritatis, второй - anctoritate rationis. С этой точки зрения, рядом с указанными двумя видами толкования, выступил в новейшее время третий, специальный вид - толкование закона кассационными судами. По существу это толкование доктринальное: кассационный суд, по поводу отдельных случаев, разъясняет смысл законов, неправильно истолкованных низшими судами, стремясь ввести единоoбpaзиe в их толковании. С другой стороны, разъяснения его являются обязательными, подобно закону, для того суда, в котором дело по отмене решения переходит на новое рассмотрение; суд этот обязан подчиниться суждениям кассационного суда. Далее этих пределов, однако, обязательность решений кассационного суда распространена быть не может. А между тем существует мнение, будто бы решения Кассационного департамента Сената имеют обязательное значение для всех судов Империи. Мнение это неправильно потому, что Кассационному департаменту Сената принадлежит лишь власть судебная, а не законодательная; судебные решения не могут быть признаваемы законом общим, для всех обязательным. Особый характер решений Сената, заключающийся лишь в том, что они обязательны для суда, в который дела переходят на перерешение, придан им исключительным законом, применимым только при условиях, в нем указанных. Если бы законодатель желал придать общеобязательную силу решениям Сената, то он не установил бы этого исключительного правила. Да и источник наших законов о кассации - французский закон - не признает этой общеобязательности. Трудно предвидеть, к каким тяжелым практическим последствиям привела бы эта обязательность; неизбежные последствия ее были бы: застой юридической мысли в среде судей, косное отношение их к живому, по существу, делу, забвение закона, толкование не его, а решений сената и т.д. Наконец, с какими неодолимыми затруднениями связано применение этого принципа обязательности решений; например, какое из противоречащих друг другу решений Сената применить к делу? Вопрос этот предлагают решать на основании правил о действии закона относитeльнo времени - что уж явно противозаконно.

Умственная деятельность, направленная к изъяснению закона, может относиться: а) к тексту закона и b) к самой воле законодателя. Иногда может быть сомнительно, что закон действительно изошел от законодательной власти, что изошел именно в том виде, в каком представляется; или могут быть различные чтения одного и того же закона: представляется надобность определить подлинность закона, исследовать верность текста. Эта умственная деятельность называется критикою законов. В отношении к нашему действующему законодательству она не имеет применения, так как свод законов утвержден законодательною властью и сам по себе имеет силу закона. Критика может касаться разве опечаток, если они встретятся в своде законов (и кодификационных ошибок, могущих произойти при включении в свод новых законов, исключения из него старых а согласовании тех и других, конечно, если это сделано в порядке не законодательном, а кодификационном). - Толкование закона, направленное к изъяснению самой воли законодателя, толкование в тесном смысле (interpretatio) разделяют обыкновенно на грамматическое, систематическое, историческое и логическое. Грамматическое толкование изъясняет смысл закона по соображению правил языка, на котором он выражен. Так, выражение закона "вступающее в договор" должно относиться к лицам обоего пола, по соображению известного правила грамматики о согласовании местоимений и прилагательных имен с существительными разного рода. Основное правило грамматического толкования то, что речь законодателя предполагается грамматически правильною, следовательно, должно давать ей тот смысл, который имеет она при предположении правильности ее грамматического сложения. Оно должно принимать в соображение и употребление слов в общении; иногда слово, означающее лицо мужского пола, по употреблении в общежитии обнимает и лицо женского пола. Например, слова мужеского рода: должник, веритель, заимодавец и др. употребляются в общении: без отношения к полу, потому и определения законодательства о должнике, верителе, заимодавце должно относить и к должнице, верительнице, заимодавице. Систематическое толкование определяет смысл закона по соображению места, занимаемого им в системе законодательства. Закон, помещенный в системе законодательства под рубрикою, в которой определяются видовые юридические отношения, не может быть применен к юридическим отношениям другого вида, хотя бы и обнимал их общею формою своего выражения. Например, наше законодательство разделяет духовные завещания на нотариальные и домашние и особые определения о тех и других излагает в отдельных рубриках; но под рубрикою о нотариальных духовных завещаниях встречаются определения, в которых говорится о духовных завещаниях вообще, без ближайшего объяснения, что речь идет о завещаниях нотариальных: тем не мнение нельзя относить такие определения к завещаниям домашним. Историческое толкование изъясняет смысл закона историею права и источниками, из которых заимствован закон. Составленное исторически, наше действующее законодательство представляет много случаев для применения этого толкования. Само правительство сочло нужным под каждою статьею свода законов указать источники, из которых заимствована статья, чтобы, в случае недоразумения, можно было обратиться к ним для ее изъяснения, и, между прочим, с этою целью издано Полное собрание законов, содержащее в себе все узаконения и некоторые другие правительственные акты от Уложения царя Алексея Михайловича до нашего времени. Для примера исторического толкования укажем на определение законодательства о правах родителей на имущество беспотомственно умерших детей. Законодательство определяет, что имущество, доставшееся детям от родителей безмездно, возвращается родителям в собственность; имущество же, приобретенное детьми, приобретается наследниками по боковой линии, но родителям предоставляется право пожизненного пользования этим имуществом, так что при жизни родителей родственникам по боковой линии принадлежит одно голое право собственности. Так как закон определяет, что имущество, приобретенное детьми, поступает в пользование к родителям, то можно бы отсюда заключить, что как бы ни было приобретено имущество, все-таки право пожизненного пользования по нему принадлежит родителям; но если обратить внимание на источники, из которых заимствован этот закон (Высоч. утвержд. мнен. Госуд. Сов. 1823 года июня 14 (29511), 1827 г. июня 18 (1250)), то окажется, что под имуществом приобретенным здесь должно разуметь имущество благоприобретенное, т.е. такое, которое составляет стяжание беспотомственно умершего дитяти, добытое собственными его средствами, а не должно относить сюда имущество, доставшееся беспотомственно умершему дитяти по законному наследованию, как имущество родовое. Положим, умирает мать дитяти и к нему переходит ее недвижимое имущество; через нисколько времени умирает и дитя, не оставляя потомка: конечно, и здесь имущество, пpиобретенное дитятею, но для отца нет права на пожизненное пользование этим имуществом. Логическое толкование состоит в непосредственном приложении к закону правил мышления, преимущественно в приложении умозаключений. В каждом законодательстве встречается очень много определений, которые представляются лишь выводами из других определений. Например, закон, запрещавший вступление в брак с умалишенными, есть прямой вывод из закона, постановляющего взаимное и непринужденное согласие сочетающихся лиц, как необходимое условие действительного совершения брака. Или, например, закон о недействительности духовного завещания, составленного умалишенным, есть только вывод из закона, постановляющего, что духовное завещание должно быть составляемо в здравом уме и твердой памяти.

Но очень часто также в законодательстве встречаются определения, из которых не сделано выводов: для приложения таких определений к случаям действительности и приходится извлекать из них выводы путем умозаключений. Чем более в законодательстве общих юридических начал, тем обширнее поприще для извлечения выводов из его определений; напротив, чем более законодательство представляет определений отдельных юридических случаев, тем эта деятельность ограниченнее. Но как не одно законодательство не представляет исключительно определений юридических случаев, то умственная деятельность, состоящая в извлечении выводов из закона, имеет применение к каждому законодательству. И эти определения, извлеченные из закона путем логического мышления, также должны получить силу в действительности: они по законам мышления необходимо вытекают из слов законодателя, следовательно, содержатся в его воле, только непосредственно им не высказаны. Законодатель может, конечно, устранить те или другие выводы из своих определений, постановить те или другие исключения; но мы не можем не предположить в законодателе готовности быть последовательным, а, напротив, должны допустить, что если законодатель хочет чего-либо, то хочет и того, что непосредственно вытекает из его воли. Если бы законодатель желал сам сделать все выводы из своих определений, то не достиг бы цели: нет возможности разом сделать все выводы из закона; из отдельных выводов можно делать опять новые выводы, и это извлечение выводов может быть бесконечной работой. Да и нет надобности самому законодателю извлекать выводы из закона; достаточно, если он выразит волю свою общим правилом: определения для всех отдельных случаев уже содержатся в этом правиле и путем силлогизмов будут извлекаемы по мере возникновения отдельных случаев в действительности. Справедливо, конечно, что это извлечение выводов не для каждого возможно: оно требует юридического образования и особого навыка сближать посылки, так как иногда приходится соображать различные узаконения, рассеянные в различных частях законодательства, чтобы получить определение для данного случая. Но как для законодательства логическое толкование чрезвычайно обильно результатами, раскрывая множество содержащихся в нем скрытых определений, так и для научного изложения права это толкование имеет наибольшую цену: чтобы раскрыть юридические начала, содержащиеся в законодательстве, приходится главным образом действовать умозаключениями, чтобы извлечь из начал выводы, только и остается действовать умозаключениями; суждение и умозаключение - самые могучие орудия науки.

Раскрывая понятие, содержащееся в юридическом определении, юрист иногда находит в нем неисчерпаемое богатство: иногда из одного закона путем силлогизмов можно вывести целый ряд юридических определений. Эта деятельность юриста соответствует математическому вычислению, и Савиньи очень метко назвал ее счетом понятий (rechnen mit Begriffe). Можно сказать, что в этой цепи суждений и умозаключений и заключается именно одна из привлекательнейших сторон правоведения.

Другое деление толкования закона - это деление по пространству на толкование распространительное (iuterpretatio extensiva) и толкование ограничительное (interpretatio restrictiva). Толкование распространительное показывает, что смысл закона идет далее его буквального смысла. Например, закон говорит о наследнике, но относится и к наследнице. Толкование ограничительное показывает, что смысл закона теснее его буквального смысла. Например, у нас есть закон, по которому карантинные чиновники не могут быть назначаемы наследниками по духовному завещанию, составляемому в карантине. Закон говорит вообще о карантинных чиновниках; но понятно, что он относится лишь к чиновникам, служащим в том карантине, в котором находится завещатель: воля законодателя направлена к тому, чтобы устранить побуждение содействовать смерти завещателя. Неужели недействительно духовное завещание, составленное, например, в бессарабском карантине в пользу чиновника кавказского карантина? - Собственно говоря, ни толкование распространительное, ни толкование ограничительное не выходят из пределов буквального толкования, хотя обыкновенно они противополагаются буквальному толкованию в теснейшем значении: если закон распространяется или ограничивается, то, значит в нем самом есть данные, по которым смысл егo именно соответствует распространительному или ограничительному толкованию. Во многих случаях распространительное и ограничительное толкование даже подходят под один из прежних видов толкования. Например, толкование выражения: "вступающие в договор", что оно относится и к женщинам, есть толкование распространительное, a вместе и грамматическое. Наконец, мы решительно можем утверждать, что ни в толковании распространительном, ни в толковании ограничительном мы не выходим, по крайней мере, из пределов воли законодателя, а предосудительно только оставлять эти пределы.

Особым видом толкования закона считают обыкновенно толкование по аналогии, называемое также аналогией. Исходя от мысли, что одинаковые основания должны вести законодателя к одинаковым определениям, предполагают, что законодатель, определяя какие-либо случаи, распространил бы свое определение и на те случаи, которые имеют основание, одинаковые с определенными в законе, если бы имел их в виду, - ubi eadem ratio, ibi eadem legis dispositio. Основываясь на этом предположении, допускают распространение закона по тождеству оснований (ad identitatem rationis), что и составляет толкование по аналогии. Очевидно, что в основании такого распространения закона лежит блистательное толкование его, уразумение оснований закона; но все-таки аналогия не есть толкование закона, а применение его, выходящее за пределы воли законодателя. (Конечно, если под основанием закона разуметь то общее начало, из которого закон вытекает как логический вывод, то и аналогию можно считать видом толкования; между нею и научным толкованием, с целью восполнения пробела в законе, не окажется никакой разницы; но обыкновенно, говоря об аналогии, имеют в виду основание закона (ratio legis) в смысли повода, побуждения, цели, ради коих законодатель установил данное определение. Только при таком понимании основание закона аналогию нельзя признать допустимым видом толкования.)